Александр у края света - Страница 19

Толпа к этому моменту разрослась до тридцати человек. Я решил, что этого достаточно.

— Да давай же, — завопил кто-то. — Расскажи, что у тебя в кувшине, богатый ублюдок.

Даже если бы я сам писал сценарий, то не смог бы придумать ничего лучшего.

— Кого ты назвал ублюдком? — взревел я, подчеркнуто не заметив эпитета «богатый». Это не осталось без внимания.

— Ты собираешься сказать нам, что у тебя в кувшине, или нет?

— Ладно. — Я вздохнул и уселся на место. — Ладно. Если вы обещаете разойтись и оставить меня в покое, я скажу. Довольны?

Раздался одобрительный ропот и все принялись рассаживаться вокруг, пихаясь и толкая друг друга локтями.

Благодарение богам, сказал я себе, за неизменное афинское любопытство.

— Мой дед Эвпол, — сказал я, — был большим другом прославленного философа Сократа, вероятно, мудрейшего человека за всю историю человечества. — Я помолчал мгновение. — Я надеюсь, вы хотя бы слышали о Сократе?

— Конечно, слышали, — ответил кто-то с нетерпением. — Давай, рассказывай себе.

— А если вы слышали о Сократе, — сказал я, — то вы должны знать и о его ручном демоне, о котором он говорил на суде.

(«Ручной демон» — это лучший перевод, который мне удалось подобрать для вашего звериного зубодробительного языка, Фризевт. По-гречески это звучит как «даймонинон ти» и означает, в том числе, что-то вроде «малая часть божественной субстанции». Однако я хотел, чтобы эти люди думали именно о ручном демоне).

— Конечно, знаем, — сказал кто-то.

— Хорошо, — продолжил я, кивнув. — Итак, после того, как Сократа судили и приговорили к смерти, дед отправился навестить его в тюрьме, прихватив корзину фиг и маленький кувшин вина. Некоторое время они разговаривали, а затем Сократ спросил деда, не хочет ли он забрать себе ручного демона. Конечно же, дед пришел в восторг, ибо речь шла о демоне, который жил у Сократа в ухе и нашептывал ему разные невероятно мудрые вещи, благодаря которым он и снискал всемирную известность.

— Обожди, — сказал, тем не менее, мой дед. — А он останется со мной? Или же попытается сбежать?

Сократ кивнул.

— О, он совершенно предан мне, — ответил он. — Он не захочет жить ни с кем другим, после того, как я уйду. Если ты хочешь удержать демона, его придется запереть куда-нибудь, чтобы он не улетел.

Дедушка посмотрел вокруг и увидел пустой винный кувшин.

— Это подойдет? — спросил он.

Вдвоем им удалось выманить демона из сократова уха в кувшин. Вот в этот кувшин. — добавил я, поднимая сосуд, — в котором он остается по сей день. Конечно, — продолжал я, — демону не нравится ютиться в кувшине, и поэтому он не сказал ни единого слова деду, а после него — отцу. Но однажды, когда мне было семь лет, я играл в доме. Внезапно мне показалось, что я слышу голос, доносившийся из этого маленького кувшинчика. — Привет, — сказал я. — Кто здесь?

— Короче говоря, мы с демоном подружились; я знать ничего не знал о Сократе и обо всем, что с ним связано, а демону смертельно надоело торчать в кувшине в полном одиночестве. В результате он согласился говорить со мной — но больше ни с кем. И вот теперь мой отец умер, мы разделили между собой его имущество, и я взял себе демона. В конце концов, — добавил я, — он один стоит гораздо больше, чем все остальное вместе.

Последовала долгая уважительная пауза; затем кто-то сказал:

— Я понял, что кувшин волшебный, однако в чем его практическая ценность? Я хочу сказать, какой прок от ручного демона?

Я рассмеялся.

— Ты что, шутишь? — сказал я. — Настоящий живой демон? Демон Сократа? Демон, ответственный за всю мудрость самого мудрого из когда-либо живших?

— Ты прав, — согласился зевака. — На самом деле я как-то слышал, будто демон рассказывал Сократу, где искать клады.

Я энергично потряс головой; последнее, в чем я нуждался, это репутация искателя кладов. Не хватало еще, чтобы люди таскались за мной и били по голове всякий раз, когда мне вздумается выкопать ямку, чтобы посрать.

— Не говори ерунды, — сказал я. — Вот скажи, кто-нибудь когда-нибудь видел Сократа при деньгах? Нет, сокровища, которые демон помогал ему найти, куда ценнее простого серебра. В конце концов, — добавил я, — это афинский демон.

В ответ раздался дружный смех. О, конечно же, афиняне так же любят деньги, как и все остальные; боги свидетели, они разорили достаточно городов и продали в рабство достаточно детей в погоне за ними. Но спроси среднего афинянина, выбранного наугад на площади, что он ценит больше — серебро или мудрость, и когда он ответит — мудрость, существует довольно большая вероятность, что он не врет. Или по крайней мере думает, что не врет. Разумеется, то, что мы зовем любовью к мудрости, не более чем простое любопытство. Ты видел, как кот обнюхивает опрокинутый горшок, осторожно сует лапу внутрь, толкает, пытаясь его перекатить. Точно так же мы, афиняне, смотрим на весь мир; мы не можем оставить его в покое, мы беспрерывно осматриваем, обнюхиваем, обстукиваем и ощупываем его, пытаясь узнать, что же у него внутри. В этом наша главная сила и главная слабость, в этой вечной жажде нового, как сказал знаменитый Фукидид. Эту страсть нельзя назвать мудростью, пожалуй; лично я считаю, что мудрость — это умение вовремя остановиться, но ты можешь оценить, как все перепуталось.

— Этот демон, — спросил кто-то. — Ты можешь задавать ему вопросы?

— Конечно, — ответил я.

— Ладно, — продолжил этот человек. — Я спрошу тебя, ты спросишь демона, а потом скажешь мне, что он ответил.

Я покачал головой, напустив на себя вид богача, несклонного к сотрудничеству.