Александр у края света - Страница 23

Дионисий, однако, сочинял трагедии — намеренно несмешные пьесы — как и пристало жителю Сиракуз. Видишь ли, обитатели Сицилии, глубокие провинциалы и не вполне греки, всегда страстно интересовались афинской драмой — настолько, что когда Эвпол скитался по Сицилии вместе с другими немногими выжившими воинами огромной афинской армии, отправленной завоевывать остров во время Великой Пелопоннесской Войны (они проиграли и почти все погибли; получили по заслугам, следует заметить, поскольку вторжение было ничем не спровоцировано и затевалось исключительно в надежде награбить с неприлично богатых сицилийцев достаточно средств, чтобы оплатить войну Афин со Спартой), то ему удалось выжить и избегнуть плена в самом сердце вражеской территории только благодаря способности читать наизусть большие куски из новейших трагедий, исполняемых на тех же праздниках, что и написанные им комедии.

Дионисий был по любому счету довольно компетентным драматургом. Но он был не афинянином, а правителем города, который был более или менее непосредственно повинен в поражении Афин в войне, его философия управления была прямо противоположна афинским идеям демократии — и помимо всего этого он был, без сомнения, одним из самых ужасных типов, когда-либо получавших власть в человеческом сообществе. В результате его пьесы неизменно заворачивались Комитетом и никогда не ставились на сцене.

Это раздражало Дионисия, но не отвращало от сочинительства — совсем наоборот. Однако, поскольку пьесы не ставили в Афинах, он завел обыкновение читать их вслух своим придворным, которые должны были сидеть тихо и внимательно слушать, а по окончании делиться восхищением.

Тут мы возвращаемся в Диону. Дион действительно любил поэзию, и в частности, ему нравились сочинения Дионисия. Они нравились бы ему даже в том случае, если бы Дионисий не был его хозяином и психопатом-убийцей. Но как-то вечером, когда Дионисий читал свое произведение «Иолай», Дион совершил непозволительную ошибку — заснул. Дионисий заметил это и впал в убийственную ярость. Сперва он приказал стражникам тут же на месте отрезать Диону голову; он вовремя одумался и переменил решение, но только потому, что обезглавливание показалось ему слишком быстрой и легкой смертью для того, кто осмелился клевать носом во время декламации величайшей трагедии в истории человечества. Поэтому он приговорил Диона к тяжелой работе в каменоломнях пожизненно.

Когда эту историю впервые рассказали в Афинах, при упоминании сиракузских каменоломен многие сделались молчаливы и задумчивы. Это объясняется тем, что речь шла о тех самых каменоломнях, в которые сиракузяне бросали пленных во время войны; никто из них не вернулся назад.

Ни один.

Дион, однако, как-то ухитрился выдержать в них три года; за это время Дионисий остыл, простил его, велел умыть, накормить и привести с почетом ко двору.

И чтобы отпраздновать помилование и возвращение своего старого друга, объявил Дионисий, он собирается устроить большое пиршество и представить свою последнюю пьесу — «Ниобея в цепях».

Диона, довольно слабого и хрупкого, ввели в пиршественный зал и усадили на почетное место наслаждаться едой и декламацией. В общем, первые полчаса он слушал чтение в тишине, а затем встал и медленно пошел к дверям.

— Эй! — взревел Дионисий, глядя поверх свитка. — Куда, прах тебя побери, ты наладился?

— Назад в каменоломни, — ответил Дион.

Таков был Дион — благородный, бесстрашный, защитник правды и чистоты, тупой как пробка. На несколько мгновений Дионисий лишился способности дышать и только таращился на него; затем он зашелся хохотом, разорвал рукопись и назначил Диона главным министром.

Когда Дионисий лежал на смертном одре (где оказался, как говорят, приняв летальную дозу неразведенного вина, чтобы отпраздновать новость об одобрении одной из его пьес афинскими приемщиками), он назначил Диона регентом и хранителем государства до совершеннолетия наследника, совершенно никчемного юноши, который в свой срок стал царем Дионисием II.

Младший Дионисий, по словам тех, кто хорошо знал его, был таким пресным и невзрачным типом, что если растворить его в воде и выпить, то не почувствуешь вкуса; соответственно Сиракузы оказались в руках благородного Диона, который, едва старый развратник обратился в пепел на погребальном костре, объявил, что плохие времена закончились, и с настоящего момента Сиракузы будут управляться в соотвествии с принципами совершенного государства, а именно теоретической Республики, разработанной и невероятно многословно описанной знаменитым афинским философом Платоном.

Верно — тем самым Платоном, лишенным перьев двуногим существом, привычной жертвой Диогена. Платон был учеником Сократа, легендарного волшебника, чей маленький демон якобы сидел у меня в кувшине. После смерти Сократа (тот был признан виновным по двенадцати пунктам обвинения и казнен; по словам Эвпола, он был настоящей жабой в человеческом обличии) Платон открыл лавку мнений под названием «Академия», в которую юноши отправлялись изучать мудрость и тому подобное по весьма разумным расценкам. Когда он не читал лекции и не подвергался издевательствам Диогена, то писал философские книги, включая ту самую «Республику», которую так высоко оценил Дион. В этой знаменитом труде он разработал идею совершенного общества — и надо отдать ему должное, там есть несколько дельных мыслей. Например, поэзия в Республике Платона объявлена вне закона. Ни один поэт не может войти в пределы Города, книги стихов должны изыматься и публично сжигаться, и в особенности (вот почему я всегда питал слабость к старому дураку) сочинения Гомера.