Вскоре выяснилось, что за штабелем сидит мальчик. Он был так поглощен своим занятием, что едва ли заметил мое появление. Я встал и рассмотрел его повнимательнее.
Он не слишком походил ни на отца, ни мать, тем не менее я без труда узнал его. Он был где-то на полпальца выше своих сверстников, вряд ли больше. У него был длинный прямой нос, пухлые девичьи губы и большие глаза. Волосы у него были кудрявые. Локти и коленки покрывали свежие царапины, а на правом предплечье красовался большой лиловый синяк.
Он нашел между камнями гнездо диких пчел и внимательно изучал его.
Время от времени он принимался тыкать в гнездо длинной палкой, пока наружу не вылетал разведывательный отряд пчел, высланный разузнать, что происходит. Когда они появлялись из щели в камнях и начинали летать вокруг него, мальчик сбивал их наземь расщепленным концом палки, направляя ее короткими, резкими движениями запястья. Скорость его реакции и координация движений были почти невероятны.
— Тебя уже жалили? — спросил я.
Он не подпрыгнул на месте и даже не оглянулся — знай себе продолжал работать палкой.
— Семь раз, — ответил он. — Два раза в руку, три раза в ногу, один раз в шею и один раз в лицо.
— Болит?
— Да.
Я улыбнулся, но он по-прежнему не обращал на меня внимания.
— Тогда зачем ты это делаешь? — спросил я.
— Затем что вчера они ужалили моего пса.
— Хорошая причина, — сказал я. — Человек должен защищать своих друзей и слуг. Но зачем делать это таким вот образом? Почему не выкурить их оттуда?
Он нахмурил брови, не отрывая взгляда от пчелы, к которой он как раз примеривался.
— Я не подумал об этом, — признал он.
— Ты не пытался придумать способ получше? — спросил я. — Или упражнение в скорости и мастерстве доставляет тебе такое удовольствие, что ты и не хотел?
— Не понимаю.
— Нет никаких причин думать, что ты поймешь, — согласился я. — В конце концов, тебе сколько, десять?
— Девять, — ответил он. — И семь месяцев.
Я поднялся и обошел его так, чтобы он мог меня видеть при условии, что потрудился бы посмотреть.
— Ты афинянин, — сказал он. — Один из послов.
— Верно, — ответил я. — Но вообще я земледелец, и когда я был в твоем возрасте, рой диких пчел угнездился в щели за косяком. Они практически выселили нас из дома на пару дней, пока отец не выкурил их.
— Как он это сделал? — спросил Александр.
— При помощи жаровни, — ответил я. — Такой маленькой переносной жаровни на треножнике, вроде тех, что делают в Коринфе. Он набросал на нее свежих веток, чтобы пошел густой дым, затем установил треножник у входа и принялся загонять дым в гнездо с помощью мехов, которые занял у соседа-кузнеца. От дыма пчелы стали сонные и вялые, и мы пересадили их в пустой улей, который как раз был под рукой — мы потеряли рой годом раньше, а так нам удалось возместить потерю бесплатно.
Александр задумался над этой историей и позволил пчеле улететь восвояси.
— И вас при этом не покусали? — спросил он.
— Раз или два, — ответил я. — Семи раз и близко не было. Конечно, мы замотались в плащи и одеяла.
Я видел, как он переваривает информацию, как баклан переваривает целую рыбу — можно было заметить, как она потихоньку проползает по его горлу.
— Значит, вы взяли неудачу и превратили ее в удачу, — сказал он задумчиво.
— Метко замечено. Это мудрость, — сказал я, — которая приходит вместе со знанием и опытом. Вместо того, чтобы вступить в битву с врагом и уничтожить его ценой многих болезненных укусов, мы перехитрили его и присовокупили к своему хозяйству. Долгие годы потом мы получали от этого роя добрый мед.
Он бросил палку.
— Ты говоришь, убивать пчел неправильно. Я мог бы захватить их в плен и заставить работать на себя.
Я кивнул.
— Ты все понял правильно, — сказал я. — И при этом тебя покусают гораздо меньше. Биться в передних рядах — отважное деяние, но не следует совершать его, если оно не ведет к чему-то полезному. Иными словами, чем больше пчел ты убьешь, тем меньше пчел будут собирать для тебя мед. Это пустая трата ресурсов.
Он нахмурился.
— Но они ужалили мою собаку, — сказал он. — Разве не следует их за это наказать?
— Тюремным заключением, — сказал я. — Не смертью. А кроме того, та пчела, что ужалила пса, уже мертва, и потому наказать ее невозможно.
Александр улыбнулся.
— Ты так это сказал, будто пчелы после смерти отправляются в Елисейские Поля.
— Ну а почему нет? Там ведь растут цветы, правда? Ну а раз так, там следует быть и пчелам.
— Теперь ты надо мной смеешься, — сказал Александр тоном, который подразумевал, что это не самое умное занятие.
— Вовсе нет, — сказал я. — Пчелы — дело серьезное. У нас в Аттике держат самых лучших пчел. Конечно. Я полагаю, ты слышал о пчелах Гиблейских гор?
— Нет, — признался он. — Но Аристотель собирается научить меня всему, что он знает о разных видах и породах животных и птиц. Он все о них знает.
— И не говори.
— Что?
— Да не важно. Итак, — продолжил я, — что ты собираешься делать? Продолжишь ли ты войну или заключишь мир на выгодных условиях?
Александр на мгновение задумался.
— О, конечно, мир, — сказал он. — Проблема в том, что у меня нет улья, чтобы посадить туда этих пчел.
— А, это вовсе не проблема, — сказал я. Мы, земледельцы, когда у нас нет чего-то нужного, берем и делаем это.
— И как же вы делаете ульи? — спросил он.
— Из полосок коры, — сказал я, — которые мы сшиваем побегами плюща. Или, если хочешь, можно использовать ивовые прутья, как для корзины. Что бы ты не выбрал, после изготовления оболочки ее следует промазать глиной. В конце надо приделать петлю для подвешивания, и вот улей готов. Защищает пчел от холода и птиц, но позволяет грабить их всякий раз, как тебе потребуется мед.